В шестидесятых годах мои родители на лето снимали комнатушку в Меллужи, на улице Капу. Тихие, утопающие в яблоневых садах дачи начала века, с мансардами и причудливыми башенками, скрипучие лестницы и особый неповторимый запах минувших десятилетий – всё это будило воображение. Именно здесь, по соседству с Капу, на неприметной улочке Екаба, когда-то именовавшейся Якобштадской, прямо у моря в 1901 году жил один из любимейших моих русских писателей – Леонид Андреев. В меллужском парке, на концертах музыки в восьмидесятые годы XIX века можно было встретить Ивана Александровича Гончарова.

Как сейчас помню хозяйку нашей дачи, высокую строгую даму в пенсне – Ольгу Николаевну. По вечерам, когда солнце садилось, её можно было увидеть прогуливающейся по берегу – под зонтиком, в белых атласных перчатках, обмахивающуюся веером из перьев. Отдыхающие – а их в Меллужи было немного – с интересом разглядывали даму, казалось сошедшую прямо со страниц старинного романа, и почти всегда оборачивались ей вслед.

Иногда Ольга Николаевна присаживалась на скамейку и раскрывала потрёпанную книжицу – томик стихов Игоря Северянина.

Однажды Ольга Николаевна пригласила меня в свою комнату. Я попал в самый настоящий музей, повествующий о прошлом взморья. Здесь стояли плетёные кресла, в каких дачники начала ХХ века сидели у воды, железнодорожные расписания двадцатых-тридцатых годов, билеты того времени, старинные открытки с господами в смешных купальных костюмах и дамами в чепчиках и даже, что произвело на меня особое впечатление – настоящий граммофон, с огромнейшей трубой.

- А вот в таких вагончиках когда-то отправлялись купаться, - Ольга Николаевна подвела меня к фотографии, на которой была изображена повозка на колёсах. – Я  хорошо помню, как отец запрягал в вагончик лошадь и подобным оригинальным манером  мы въезжали в море.

И неожиданно для себя я услышал целую историю о том, как купались на Рижском штрандте  в конце XIX столетия, о купальных порядках, которые сегодня вызывают улыбку.

В таких домиках на колёсах въезжали в воду.


Отец Ольги Николаевны был действительным членом Дуббельнского купального общества, которое возникло в 80-е годы XIX века. Общество следило за порядком на взморье, собирало специальный «купальный налог» с каждого дачника. На эти средства содержался полицейский аппарат, который следил за соблюдением правил купания.

Забавно, но на каждой станции штрандта существовали свои, особые порядки купания и нормы приличия. Так, к примеру, Дуббельн был своего рода обителью «разврата» - ведь там дамам и господам разрешалось совместное нахождение на пляже в купальных костюмах. В Меллужи. Как, впрочем, и в большинстве других взморских посёлков, купание в костюмах долгое время было раздельным для лиц обоих полов. Дачники купались до 10 утра, дачницы и их чада – с 10 до 13. За соблюдением правил строго следили городовые, которые, словно огромные чайки, расхаживали по пляжу в своих белых кителях. Правила соблюдались строго: тот, кто нарушал их в первый раз, штрафовался тремя целковыми, во второй – шестью, а на третий вовсе удалялся за пределы курорта.

В «дамские часы» барышни могли

расслабляться в открытых костюмах.


По-разному принимали и морские ванны: в Майоренгофе были мостки, уходящие в воду на сотню метров и заканчивающиеся кабинами для переодевания, а в Карлсбаде – нынешнем Меллужи, где жила Ольга Николаевна, в воду заезжали в тех самых домиках на колёсах, о которых она рассказывала.

Вагончик этот стоял у них долгие годы в саду, я помню его – бело-голубой с небольшим оконцем вверху.

В то лето мы последний раз снимали дачу у Ольги Николаевны: она умерла осенью от сердечного приступа. На память о старой юрмальчанке у меня остались открытки с видами взморья и томик стихов её любимого Игоря Северянина, которого она называла «королём поэтов». Я часто раскрываю подаренную ею книжицу на странице, где напечатано стихотворение, которое она так часто повторяла:

«Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж...

Королева играла – в башне замка - Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж».

Помню, как подолгу рассматривала она старинные открытки – позирующих перед объективом детей с сачками, господ в котелках и с тросточками, дам в длинных платьях и повторяла: «Боже, как давно это было! И ужели было вообще!»

Интересно, какими будем мы на фотографиях, открытках лет через сто? И что, разглядывая их, станут говорить про нас?