В 1913 году в Асари прямо в заливе на высоких деревянных сваях построили морской павильон «Порт Ассерн». «Портом» окрестили потому, что в летние дни от него постоянно отходили моторные лодки в Майори – катали отдыхающих. Это был «последний писк» взморских развлечений перед грядущей войной. А начиналось всё гораздо проще.
В 1870-1880-е популярны были пикники на парусных судах по Лиелупе, с высадкой в какой-нибудь из живописных бухточек. Иногда дачников возили в Варкалю полюбоваться великолепными сосновыми лесами, озером Бабитес. Однажды на такой пикник рижское литературное и певческое общество «Баян» пригласило Гончарова, отдыхающего в Дубулты. Писатель отказался. В телеграмме, спешно отбитой, просил «простить и пощадить». Он не любил шумных компаний. В 1896 году на Лиго в Булдури устроили карнавал – шествие в африканском стиле по улочкам и пляжу. В воздух взмывали разноцветные конфетти. С того времени нарезанные бумажки, продававшиеся в пакетиках, стали неотъемлемой частью морских праздников. А их стали устраивать по поводу и без – почти каждое воскресенье. Нередко одновременно в Майори и Дзинтари. Но они всегда были связаны с благотворительностью: дачники жертвовали сиротам, вдовам военных, немецкой школе для девочек в Риге…
Приезжали и симфонические оркестры: из Берлина, Варшавы, Гельсингфорса. Вообще оркестры можно было услышать в каждом из посёлков – от Булдури до Меллужи.
«Вечером у Горна (концертный зал в Майори) фонарики и дирижёр, специально приехавший для этого из Гельсингфорса, играет – что? – вспоминал писатель Сергей Горный. – Ну отгадайте. Браво! Отгадали. Вторую рапсодию Листа. И в начале второго отделения (разумеется) увертюру «1812 год». С колоколами. Недаром все остановились и больше не шуршат по гравию и стоят за скамейками и в проходах, слушают. Там у Чайковского в одном месте – даже в двух местах, даже в трёх – есть кусочек Марсельезы. Вы помните? Превосходный кусочек. Трубы взвиваются. Скрипки взмываются. Задыхаются гобой и корнет-а-пистон, серебряный и торжествующий, рвёт воздух, словно это переход через Неман, словно это действительно 12-й год, и тут же на бугре стоит и смотрит на переправу маленький корсиканец. В третьем отделении Зуппе, Доницетти и заключительный марш «Под двуглавым орлом»…»
Новый век – новые вкусы. Симфонические оркестры всё чаще уступают место театрам варьете. Разъезжают по штрандту цирки шапито. Их можно увидеть и по соседству с Дуббельнским кургаузом (на площади, где в советское время стоял памятник Ильичу). Рядом сооружали карусель. В 1910-м установили вторую на пляже.
В 1896-м в Майори открывается первый кинематограф. К 1913 году их на взморье было уже семь.
Взморье манит воздухоплавателей. В 1913-м прямо на воздушном шаре из Засулаукса в Дзинтари прилетел известный лётчик – муж первой русской «авиатриссы» Зверевой Слюсаренко. Путешествие заняло 14 минут.
С пассажирами прямо на пляже поднимался и Сергей Уточкин, легенда русской авиации. Уже не на воздушном шаре, а на аэроплане. "С авиатором летало 5 пассажиров, в том числе госпожа Энгельман, - писала газета «Взморье». – Публики на обоих полётах было очень много, особенно бесплатных зрителей, на большое расстояние усеявших дюны и берег моря…»
А в первые летние дни 1914-го гвоздём сезона становятся катания из «Порта Ассерн» в Майори. Владельцы покупают несколько моторных лодок. Никто не предполагал, что в августе всё это закончится – «монплезиры», «порты ассерны», концерты с маршами «Под двуглавым орлом». Но пока ещё последние мирные дни . "Мы, мальчишки, шли из Шлока в Каугерн, - вспоминает Сергей Горный. – Шли и пели. И не знали, что песне скоро конец. Что скоро среди этих самых сосен вкатят на передках орудия с упрямыми хоботами и люди в острых касках с одной стороны и русских бескозырках с другой начнут командовать: «Прицел! Трубка! Пли!» И вот эта сосна будет вывернута. И здесь откроется воронка, зияющая яма. Мы не знали всего того, что наступит. Наше детство было не омрачённым. Пели мы «Стрелочника», шли босиком по тропинке, и когда доходили до Каугерна, море уже темнело и чуть шелестело. Но ласково, по-доброму. Всё тогда было ласковым. И что в жизни ласки вовсе нет, что о ней знают только дети и поэты (а поэты ведь вымирают, а дети ведь подрастают) – мы узнали много позже».
